Архиепископ Феофан Полтавский Ч.4
Архиепископ Феофан Полтавский(Быстров).Четвертая страница.
Об оставлении денег
Однажды я случайно оставил на столе деньги: я в то время был профессорским стипендиатом (теперь их зовут аспирантами). Ко мне зашёл Еп. Феофан. Увидев их на столе, он сказал:
- Уберите деньги: не нужно подавать соблазн даже келейнику!
Он и сам поступал так же.
Кстати. На столе же стояла его фотографическая карточка, купленная мною: я его почитал. Увидев её, он скромно попросил и её убрать: очевидно, он считал себя недостойным для этого. У него самого не было никаких карточек.
Куда он девал жалованье (помимо пищи и келейнического жалования), я не знаю. Но конечно, он не мог быть сребролюбцем. Вероятно, излишки раздавал кому-нибудь тайно.
Ему на каникулы родители давали несколько денег,- вероятно, не более рубля. Он клал их в карман пиджака и не тратил до ближайших каникул. А перед отъездом домой покупал на это какой-нибудь словарь иностранный; и в дороге начинал уже изучать его. Я уже говорил, что он знал 11 языков.
Никогда его не видали за игрой с товарищами: он был занят чем-либо серьёзным.
После отъезда за границу, у него скопилось несколько сербских динар. Стоимость их до революции была около 40 коп. Он жил в Карловцах во дворце Патриарха. Комната им не запиралась; отпертым был и чемодан. Там были и деньги (кажется, около 1000 динар). И кто-то их украл. Узнав о пропаже, он остался равнодушен к этому.
Но, вообще, он был аккуратен в денежных делах, и его нельзя было представить себе безденежным растратчиком, хотя бы и на милостыню.
После пострига моего
Духовное моё состояние после иноческого пострига было очень радостным. И чуть не на другой же день его я пошёл к преподавателю семинарии иеромонаху о. Геннадию. Мне хотелось поделиться с кем-либо своей радостью. Мне и ряса монашеская, и клобук нравились; может быть, тут было и немного тщеславия.
Вскоре после пострига один из студентов-священников прислал из города за мной исповедывать его: он опасно заболел. Тогда была какая-то эпидемическая болезнь в городе.
Я пошёл к Еп. Феофану спросить на это благословения. А уж моё тщеславие заработало: «вот-де я какой угодник! Уж и студенты зовут!» Но он, не колеблясь, отсоветовал. Я немного внутри заскорбел, но послушался.
Через час пришла прислуга от другого студента-священника с такой же просьбой. Казалось, что и нечего спрашивать его. И при всём том я опять пошёл спросить. Он, конечно, опять отсоветовал и добавил:
- Вам же легче будет! Меньше искушений!
Стыдно мне было, что второй раз я спрашивал об одном и том же, но послушался.
Можно легко предположить, как же он был осторожен сам после своего пострига! Вспомним, что он не принял своей родной сестры с поздравлением.
Вспомним ещё, как он огорчился, когда я осмелился провести через его спальню,- а она была рядом с моей спальной, запертой от меня на ключ,- одну женщину, им почитаемую. Конечно, об этом никто и не мог знать. Но он строго оберегал своё иночество, и очень этим расстроился. Мне было стыдно за такую вольность, хотя он сам просил привести её к нему (обычным ходом).
О Св. Причащении
Схимонах Епифаний (А.А. Чернов).
Автор книги. Жизнь святителя. Феофан,
Архиепископ Полтавский и Переяславский
Однажды я с ним ехал в ректорской карете. Говорили о разных вещах. Заговорили о грехах. Я ему что-то рассказал о себе. Он мне на это ответил, чтобы я не приступал к Св. Причащению, не исповедавшись, если на душе есть что-либо отягчающее греховное— И это я доселе помню; а прошло уже после того (1909-1953) почти 45 лет.
Сам он старался быть на Литургии, когда и не служил.
Своё духовное настроение во время причащения он обыкновенно скрывал; и никогда о нём не говорил. Но несомненно, что оно было радостным. Иногда он приглашал к себе двух-трёх человек «на чай»— К чаю подавалось и варенье—
Когда потом было возможно, он ежедневно служил литургию,- один, без посторонних.
У кого он исповедывался, когда он был инспектором, а потом и ректором академии, я не знал. Это тоже было у него сокровенным; вероятно, у духовника студентов о. Флорентия, а может быть, и у других. Перед смертью, заграницей, он исповедывался у иером. Варнавы.
— Если припомню что-либо об этом, подпишу здесь—
Мне рассказывали, что он сам говорил: «Не могу жить без литургии». Однажды после совершенной им литургии он сказал иеромонаху о. И., сам просветившись: «Действительно, видехом свет истинный, прияхом Духа Небесного». Так говорить мог лишь тот, кто на опыте познал это!
Когда он служил в Уфимском монастыре (летом гостя там), то просил четырёх певчих и просил их петь стройно и тихо.
«Ради Бога»
Перед моим постригом мать моя, знавшая о моём намерении, написала (она диктовала, а писал мой отец, слушавший её во всем; сам же он был настроен совершенно свободно в этом) мне письмо против монашества. Она и прежде говорила мне:
- Я не говорю тебе (мне): не люби Бога; да ты земли-то не забывай.
Строго говоря, нужно было переиначить её слова так: «Ты люби землю, ну, и Бога не забывай».
Незадолго до самого пострига она и написала мне резкое, ужасное письмо, чтобы я и не смел постригаться. Письмо дышало злобой и угрозами— Есть «Слово Божие»,- подумал я тогда и после много раз,- но есть и «слово бесовское».
Однако я понёс и прочитал его Еп. Феофану, тогда ещё архимандриту. Он спокойно сказал мне на это замечательные слова:
- Знайте, что если мы делаем что-либо «ради Бога», то от этого не может быть зла, даже и самое зло Господь обратит к добрым последствиям.
Я и не очень-то беспокоился перед этим, а теперь и совсем успокоился. Так учил нас и Катехизис.
Письмо бросил в пылающую печь. С тех пор я имел обычай бросать подобные «бесовские послания» в огонь или в корзину, предварительно разорвав.
За час до всенощной под Знамение Богородицы (празднуется 26 ноября ст. стиля) я получил другое письмо от сестры, тоже «бесовское». Я сам уже не пошёл к о. Феофану, а послал через келейника. Он ответил, прочитав его:
- А письмо-то ужасное!
Я послал своё мнение:
- Теперь мне всё равно!
И он успокоился.
Постриг совершал он сам. Во время его кто-то вскрикнул и упал: «мать!» подумалось мне. Однако я даже не спросил, кто это. Оказалось, это упала не мать, а студент Л-в.
После, летом, я примирился и с матерью, приехав домой во всем белом, а не в чёрном. И сестра ничего не сделала дурного; я даже выдал её замуж за товарища по Академии. Отец же (мать уезжала в это время в город лечить зубы другой сестре) сказал, что он и не был против пострига: «Это всё мать». Потом они оба любили меня более всех детей—
Ворочусь к самому о. Феофану.
Такие воззрения на нашу жизнь,- что всё Бог будет обращать к добрым последствиям, если мы делаем что-либо «ради Бога»,- конечно, предполагают крепкую веру в Него. И у о. Феофана, конечно, была она, само собой разумеется. В этом и никто не только не сомневался, но даже и не задавался подобным вопросом: всем ясно было, что он жил верою.
Да и сам он в своей речи при наречении во епископа не скрыл этого: «Глубоко верю я,- говорил он о сошествии Св. Духа на епископов, как в пятидесятницу на самих апостолов». Вообще, вера у него была крепкая, конечно. Но каких-либо особых фактов не могу привести.
«Святой жизни человек»,- так о нём недавно отозвался один батюшка, хотя он и не видел его лично; и такие шли об Еп. Феофане слухи. И не даром!
Нет основания много говорить об этом. Однако можно было это заключить и по некоторым фактам. Например, в воскресенье он уже никуда не поедет, хотя бы другие это сделали по требованию обстоятельств. Потом: он всегда любил говорить о «чудесном»,- т.е. о Божием. Всегда искал каких-нибудь «святых» живых. Иногда и ошибался в этом; но был искренен в этом искании. Каялся в ошибках и всё же не оставлял правил!
«Творил» ли он известную «Иисусову молитву», я не знаю. Но знаю прекрасно, как никто другой на свете зная святоотеческую литературу, он, конечно, знал и об Иисусовой молитве. Как же он «творил» её это его тайна.
Во всяком случае, он старался быть непрестанно в Боге: а это тоже вид «непрестанной молитвы». Но другие мне говорили, что он «творил» её и даже других ей учил.
Книга.Жизнь святителя. Феофан,
Архиепископ Полтавский и Переяславский
далее...
