Суворин начал печататься в «Вороне жской беседе», «Вазе», «Московском вестнике», «Весельчаке», «Русском дневнике». Критические публикации в «Русском дневнике» (1859 г.) по его просьбе печатались без упоминания имени. Издательница журнала «Русская речь» Е. В. Салиас де Турне мир пригласила м олодого корреспондента в Москву. В двадцать семь лет Суворин приезжает в Москву и становится сотрудником «Рус ской речи»; печатается в «Современнике», «Времени», «Отечествен ных записках». Здесь же завязываются литературные знакомства с Н. С. Лесковым, М. Н. Катковым, В. П. Бурениным. В 1862 г. «Русскую речь» закрывают. А. С. Суворин, взявшись за подготовку брошюр для народа по русской истории, впервые сталкивается с цензурными ограничениями. В 1862 г. запрещено его сочинение «История Смутного времени»; в 1866 г. брошюра «Боярин Матвеев» по инициативе черниговского архиепископа Филарета изъята из библиотек народных училищ за подрыв православных и верноподданнических чувств. В де кабре 1862 года Суворин переезжает в Петербург, т ам его ждет предложение В. Ф. Корша, издателя - арендатора «Санкт - Петербург ских ведомостей». Два года Суворин выполняет в «Ведомостях» обя занности секретаря, читает корректуры, договаривается с цензурой. Попутно он публикует в «Русском инвалиде» обозрения журналов. С 1865 г. начинается его творческое сотрудничество в «Санкт - Пе тербургских ведомостях», продолжавшееся до 1872 г. За это время Суворин опубликовал в газете множество заметок, около четырех сот фельетонов. Настоящую славу принесли ему воскресные фелье тоны «Недельные очерки и картинки», выходившие под псевдонимом Незнакомец. Суворин расширил рамки фельетона, включив в обсуж даемый привычный круг вопросов о погоде, развлечениях и дурных мостовых темы общественно значимые (о Прибалтийском крае, о выставке исторических портретов, о перлюстрации писем и др.) . Часть опубликованных в «Санкт - Петербургских ведомостях» материалов вошли в книгу Суворина «Всякие: Очерки современной жизни» (1866 г.). Поступив на рассмотрение в цензурный комитет в день покушения Д. В. Каракозова на Александ ра II , книга, описывающая нигилистов, вызвала первый в истории России открытый судебный процесс над произведением печати. Суворин пытался забрать книгу из цензуры, просил о дозволении переделать вторую часть, уверял, что намеки на Н. Г. Чернышевского в кни ге сделаны без сочувствия идеям ссыльного публициста, на суде прибег к помощи адвоката К. К. Арсеньева. Приговоренный к трем неделям гауптвахты и сожжению книги, Суворин все же избежал ареста. Именно уничтожению «Всяких» посвящено стихотворение Н. А. Некра сова «Пропала книга». Цензурным преследованиям подвергл ись первые издательские опыты Суворина - «Для чтения. Сборник повестей, рассказов, стихотворений и популярных статей для детей всех возрастов» (1866), «Русский календарь» (1873). И позже, уже приобретя всероссийскую известность, его издательство было вынуждено исполнять цензурные предписания – так, выпустив «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева (1888), С уворин ограничил тираж – 100 экземпляров – и поднял цену – 25 рублей за книгу. В 1889 г . у него возникли сложности с выпуском в свет VI тома Полного Собрания сочинений Н. С. Лескова. Драматические произведения С уворина также испытали цензурные строгости – например, его пьеса «Охота на женщин» (1886) по требованию цензоров была переименована в «Татьяну Репину». Но именно Суворину удалось получить одобрение драматической цензуры и поставить впервые «Ганнеле» Г. Гауптмана и «Власть тьмы» Л. Н. Толстого. В феврале 1876 г. Суворин вместе с В. И. Лихачевым приобретают газету «Новое время». Первый номер суворинского «Нового времени» вышел 29 февраля 1876 г. В передовой статье были сформулирова ны взгляды новой редакции на роль и задачи ежедневной газеты. Направление «Нового времени» провозглашалось неожиданное — «от кровенное»; это понятие на долгие годы закрепилось как за изданием , так и за издателем. Газета сначала не име ла определенной политической программы; «откровенное направле ние» и «литературный парламент» формировали позицию издания. Это часто приводило к противоречиям внутри одних и тех же номеров. Например, нередким было соседство взаимоисключающих статей — К. П. Бестужева - Рюмина, доказывавшего необходимость высших жен ских курсов, и А. А. Дьякова, высмеивавшего русскую ученую жен щину. Очевидно, что для Суворина коммерческие соображени я в изда тельском деле стояли выше «партийных». Какое - то время он и сам, наверное, верил в собственную независимость, в возможность выпуска информационного издания, допускающего свободу мнений. До 1881 г. газете больше были свойственны либеральные воззрения . Одной из целей «Нового времени» было формирование общественного мнения, поддерживающего государственную политику. Этой цели газета до стигала с помощью, прежде всего, «Маленьких писем» Суворина; статей о земстве, подчеркивавших необходимость союза земского самоуправления с центральными ведомствами; корреспонденций с окраин, выступавших за объединение России, и других публикаций. Однако «Новому времени» не удалось достичь заявленной свободы от полити ческих пристрастий; «откровенное» направление газеты окончательно сформировалось как консервативное. Ведущей становится идея национального сознания.

После того ему предстояло конкурировать на получение большой золотой медали и соединенное с нею право на поездку в чужие края на счет казны. В 1860 был освобожден от обязательной горной службы. В 1863 году, вместе с несколькими товарищами, которые не пожелали работать на заданную конкурсную тему, вышел из академии и участвовал в образовании Петербургской артели художников,под руководством И.Н.Крамского, деятельным членом которой оставался до самого ее распада. В 1870 году Корзухин стал членом-учредителем Товарищества передвижных художественных выставок. Будучи членом-учредителем «Артели художников» и «Товарищества Передвижников», Корзухин был против слишком резкого разрыва с Академией и официальной художественной системой в целом. Он не принимал участия в выставках товарищества. С 1864 года А.И.Корзухин становится преподавателем школы Общества поощрения художников. В выставках Товарищества он не участвовал, однако все его творчество развивалось в том же направлении, что и искусство передвижников. В 1865 году за картину «Поминки на деревенском кладбище» Академия повысила его в звании художника 1-й степени, а в 1868 году за «Возвращение отца семейства с ярмарки» признала академиком. Трудясь неустанно, Корзухин не пропускал ни одного года, чтобы не являться на академических выставках со своими произведениями. В них, с редким даром наблюдательности и знанием народного быта, он передавал характерные типы русского простонародья, купечества, ремесленников и среднего сословия, соединяя их в сцены, полные правды и жизни. В 1860-е годы сложилась «классически-передвижническая» манера письма художника, стиль обстоятельной картины-новеллы, фиксирующей печальные и радостные аспекты повседневной жизни и быта простых людей. В живописных произведениях Алексея Ивановича тесно соседствовали светская и религиозная тематика. В своих произведениях Корзухин, показывая хорошее знание народного быта, передавал характерные типы русского простонародья, купечества, ремесленников и среднего сословия. Иногда среди его картин можно вcтретить и редкие портреты, например, особ из дома Романовых. Занимаясь преимущественно жанровой живописью, Корзухин брался также за портреты и религиозные изображения. Им исполнены в московском храме Христа-Спасителя, над одною из арок в главном алтаре - икона Богородицы «Слово плоть бысть» и лики четырех отцов церкви, роспись церкви Вознесения Христова в Крыму над Форосом, стенная живопись в соборе г. Ельца (верхний купол, паруса, настенные росписи над иконостасом, верхний ряд икон в самом иконостасе и центральный образ - "Распятие Христа"; "Божия Матерь Елецкая"). Произведения А.И. Корзухина экспонировались на Всемирных выставках в Лондоне (1862, 1872), Филадельфии (1876), Париже (1878), на Сибирско-Уральской научно-промышленной выставке в Екатеринбурге (1887). Став невольным свидетелем убийства революционерами-народниками Императора Александра II, Алексей Иванович Корзухин испытал тяжелое нервное потрясение. С той поры художник много болел, хотя и продолжал активно работать, исполнив в 1891 году "Тайную вечерю" для кафедрального собора в Риге и 13 образов для притвора этого храма. Умер Алексей Иванович в Петербурге 18 октября 1894 года. Прах перенесён в 1940 с Никольского кладбища в некрополь мастеров искусств при Свято-Троицкой Александро-Невской лавре.

Очарованный красотой древнеримской цивилизации, а особенно деталями повседневной жизни, он начал плодотворное изучение древнего Рима. Римская (и, в меньшей мере, греческая) археология, живопись и культура стали для Альма-Тадемы страстным увлечением, длившимся всю жизнь. Интерес к древнему Риму виден во многих работах Альма-Тадемы. Правдивостью и убедительностью своих картин Альма-Тадема обязан прежде всего своим основательным знаниям археологии. Художник отлично знал, как одевались древние римляне, каково было вооружение войска, какой вид имели дома простых граждан, виллы патрициев, мастерские ремесленников, рынки и бани. Альма-Тадема изучил развалины храмов, познакомился в подробностях с обязанностями жрецов, с ходом древних ритуальных обрядов, порядком жертвоприношений и праздничных шествий. Когда Альма-Тадема в 70-х годах XIX века переехал в Англию, его стиль живописи уже был сформирован и знатоки с восторгом встретили новые работы талантливого художника. В экзотическом доме живописца в Лондоне можно было воочию увидеть все те знаменитые бассейны с мраморными скамейками и колоннами, античную утварь и одеяния, известные по его картинам. Изображая бани, амфитеатры, атриумы домов, он писал с натуры то, что действительно находилось в его собственном "древнеримском" доме. Безмятежная красота таких картин, как "Выгодная позиция" ("Coign of Vantage") и "Серебряные безделушки" ("Silver Favourites") создают у зрителей неповторимую атмосферу незримого присутствия. Начиная с раннего, так называемого "Помпейского периода" и заканчивая поздними, более сентиментальными работами, Альма-Тадема оставил нам в наследство прекрасные, остающиеся в памяти картины. Лоуренс Альма-Тадема умер 28 июня 1912 в Висбадене, в Германии.

Да, был и другой Волконский, живший шумно и блистательно, выходивший на поклоны в театрах, наслаждавшийся громом зрительских оваций, тщеславный и расточительный. Это был тот самый высокородный князь Волконский, который когда-то привлек внимание театрального мира оригинальным драматическим этюдом, поставленным на сцене знаменитой Александринки. С той поры театр жил в его сердце первой и неизменно страстной любовью, в которой находил он и наслаждение, и отдохновение после изнурительной работы над очередным романом. Еще не просохли чернила на последней странице романа "Кольцо императрицы", еще в плену этого сюжета его писательское воображение, как уже, чтобы освободиться, разгрузить свою мысль и сердце для новой работы, Михаил Николаевич устремляется в театр. Долго не раздумывая, обговаривает здесь срочный сценический заказ и легко, увлеченно пишет ни много ни мало -- полнометражную четырехактную драму "Рабыня", а затем участвует в ее постановке. После "Записок прадеда" -- снова пьеса, на этот раз комедия "Дядюшка Оломов"... И так весь свой творческий путь шли рука об руку два Волконских: один -- почти не расстававшийся с восемнадцатым веком исторический романист, другой -- блестяще-остроумный и изобретательный драматург, способный и на эпатаж и на мистификацию. Театральная слава Волконского достигла апогея и даже на какое-то время затмила его известность как автора приключенческих и исторических романов в тот год, когда в столичном пародийном театре А. Р. Кугеля "Кривое зеркало" была поставлена его опера-фарс "Вампука, принцесса Африканская" (1908). Этой пьесе да еще одной ("Гастроль Рычалова") повезло более всего: они были представлены читателям наших дней в числе лучших произведений, отобранных для антологического сборника "Русская театральная пародия XIX -- начала XX века" (М., "Искусство", 1976). В целом же творчество писателя было незаслуженно забыто. Когда после тяжелой болезни Михаил Николаевич Волконский скончался на 57-м году жизни (это случилось 13 октября 1917 года), скорбную весть читателям сообщили лишь театральные газеты и журналы. Из прежних друзей отозвался владелец театра "Кривое зеркало" А. Р. Кугель, напечатавший в журнале "Театр и искусство" следующие строки: "Узнал печальную новость: скончался князь M. H. Волконский, остроумный, живой писатель... Князь был, как принято выражаться, "убежденный черносотенец". Честный черносотенец, а не карьерист. Он был до глубины души убежден, что России необходимо самодержавие, как стальной обруч, поддерживающий ее бытие. С такими убеждениями можно было сделать отличную карьеру, но князь M. H. Волконский жил и умер если не в нужде, то в весьма малом достатке. Причина была, мне кажется, в природной резкости его нрава и большом самолюбии". В 1891 году один за другим вышли два романа Волконского, положившие начало его громкой славе как первого исторического беллетриста, как истинного "русского Дюма". Это были произведения тогда еще нового для русской литературы историко-приключенческого жанра "Мальтийская цепь" и "Князь Никита Федорович". Их напечатал самый популярный журнал того времени "Нива", только что переживший взлет небывалого читательского интереса благодаря увлекательным романам Вс. С. Соловьева: тогда тираж "Нивы" вырос с двадцати до ста тысяч экземпляров. И вот новый бум: число подписчиков "Нивы" опять резко пошло в гору, на этот раз благодаря романам Волконского. (Попутно заметим, что как раз в эту пору Михаилу Николаевичу было предложено возглавить "Ниву".) В чем секрет такой их популярности? Ведь русский читатель XIX века был весьма избалован именно исторической беллетристикой. В этом жанре успешно и до Волконского и в одно время с ним трудились Р. Зотов, М. Загоскин, Г. Данилевский, Е. Карнович, Н. Костомаров, Е. Салиас, Д. Мордовцев, Л. Жданов, Н. Гейнце... И список можно было бы продолжить. В этом многообразии имен и дарований легко ли было сыскать свое место? Но нашлось оно просто -- как бы само собой явилось. Дело в том, что и в детстве и в юношестве Михаил Николаевич очень увлекался рассказами и книгами своего двоюродного дяди по материнской линии -- выдающегося русского историка и романиста, блестящего знатока российского средневековья Евгения Петровича Карновича. Ныне это имя -- в числе тысяч незаслуженно забытых. Совсем нетрудно представить нам себе молодого литератора, начитавшегося романов, исследовательских монографий Карновича и решившего попытать свои силы, продолжив его многотрудное дело. Пылкая и серьезная увлеченность Волконского книгами своего знаменитого предка, как оказалось, в нем не угасала никогда, она-то и погрузила его вскоре в удивительные, еще мало известные страницы жизни россиян столетней давности, полные небывалых тайн, загадок, интриг, подвигов и приключений. Волконскому удалось сразу и с большой художественной убедительностью передать очень характерный для восемнадцатого столетия ореол таинственности. Читатели обнаружили это уже в первом его романе "Мальтийская цепь" (1891). Загадочность, сложная переплетенность событий, в которые попадают герои книги, захватывают читателя с самых начальных страниц. На тайну ориентирован и весь многоплановый сюжет этого увлекательного повествования. Чтобы понять своеобразие писательской манеры Волконского, вкратце расскажем, о чем его первый роман, ставший как бы образцом, примерной схемой для всех последующих. Можно с определенной долей уверенности предполагать, что роман затеялся с одного газетного абзаца, привлекшего внимание Волконского в старинных "Ведомостях обеих столиц" за 1789 год: "Флота капитан генерал-майорского ранга, кавалер Литта, командовавший правым крылом в атаке, данные ему от начальства наставления с похвальною точностью и искусством исполнял, поспешая везде, где должно было, от начала до конца сражения и подавая доводы своей отличной храбрости". Кто же этот храбрец Литта? Писательские розыски привели к созданию интересного романного сюжета. ...После успешной охоты за турецкими пиратами возвращается в родной порт итальянский корвет "Пелегрино". Его отважный командир граф Джулио Литта, рыцарь Мальтийского ордена, по доносу своего штурмана в Милане арестовывается. Однако вина рыцаря -- нарушение им обета целомудрия, любовь к жене русского посланника, племяннице всесильного Потемкина Екатерине Скавронской -- не доказана. Но графа все равно наказывают -- отсылают, хотя и с почетной миссией, в Россию. Здесь при дворе Екатерины II, а затем и Павла I храброго моряка ждала удачная карьера: после многих лет добросовестной флотской службы он становится капитаном корабля первого ранга, контр-адмиралом российского флота, кавалером ордена святого Георгия. Добивается рыцарь и личного счастья: его женой становится овдовевшая красавица Екатерина Скавронская. История жизни Джулио Литты, иностранца в России, искусно вплетена в тайную борьбу иезуитов и масонов, в дворцовые интриги императрицы Екатерины II и сменившего ее на троне Павла I. Подлинные исторические фигуры и достоверные события переданы в романе с вполне допустимым творческим своеволием автора, стремящегося занимательно организовать сюжет, добиться высокой его динамичности и напряженности. В центре едва ли не каждого романа Волконского оказываются на первый взгляд маленькие люди. Но вовлеченные в события, имеющие общеисторическое значение, они как бы возвышаются и обретают значимость наравне с теми, в чьих руках и власть, и судьбы государства. Волконский словно бы задался целью написать неофициальную историю восемнадцатого века, историю, творящуюся сплошь и рядом по воле господина Случая вопреки логике, вопреки закономерности. Порой десятилетия проходили, пока логика когда-то свершившегося обнаруживалась и закономерности доказывались. Об этой особенности своей писательской концепции Волконский рассказал читателю уже на склоне своих лет, готовя к изданию полное собрание своих историко-приключенческих романов (увы, оборвавшееся в 1917 году на седьмом томе). "Давно уже доказано, -- написал Михаил Николаевич в предисловии к роману "Две жизни", вышедшему в 1915 году, -- что наряду с так называемой официальной историей существует неофициальная, тайная, сплетающаяся из целого ряда интриг и отношений, разгадать и открыть которые представляется возможным лишь спустя многие годы. И сколько раз подобные открытия давали вдруг совершенно неожиданные объяснения явлениям, казавшимся случайными, и соединяли эти казавшиеся случайными явления в последовательную и логически развивающуюся цепь". К этому остается добавить одно весьма существенное уточнение: Волконский восстанавливал цепь казавшихся случайными событий не как историк, а как художник, создавая энергичное, почти драматургически остро развивающееся повествование, добиваясь его особенной занимательности. Журнал "Вокруг света", представляя в 1903 году книги Волконского своим читателям, очень точно отметил, что это "романы действия, где события часто сходятся с вымыслом и запутанная завязка, полная таинственности, отвлекает нас от действительности". И на самом деле: действие, действие и еще раз действие -- таково творческое кредо Волконского, которое позволило ему превзойти в читательских симпатиях и предпочтениях всех других беллетристов-современников, избравших, как и он, для художественного освоения великую российскую историю. Но помог в этом Волконскому также и сам полюбившийся ему восемнадцатый век, к которому и доныне не иссякает повышенный читательский интерес. История восемнадцатого столетия предстает в романах Волконского вовсе не в той хронологической последовательности, в какой она свершалась на самом деле. Мы можем только предполагать, что книги им создавались в ходе несистематизированного, любительского изучения попадавших в его руки первоисточников, а также по мере проникновения в те или иные исторические эпизоды, почерпнутые из документов. Некоторые страницы русской истории задерживали внимание писателя не надолго, и читатели получили в результате один-два его романа, как, например, о времени царствования Елизаветы Петровны (правда, роман "Кольцо императрицы" из числа лучших). Волконский крайне отрицательно относился к Екатерине II, оттого о ней самой писать всячески избегал. Но были в восемнадцатом веке у Волконского и свои пристрастия, к которым он обращался постоянно в течение всей своей жизни. Это Бирон и бироновщина, граф Калиостро и другие маги, мистики, масоны (о них у Волконского девять романов), наконец эпоха Павла I, о которой он написал семь книг. "Почему так много о Павле?" -- этот вопрос очень часто задавали писателю. В конце концов он вынужден был объясниться в предисловии к роману, ставшему последним, -- "Слуга императора Павла" (1916). Коротко приведем доводы Волконского, поскольку они помогут и нам, читающим его романы, понять авторскую позицию. Прежде всего Волконский с сожалением, и может быть справедливым, утверждает, что "до сих пор еще не имеет настоящего серьезного описания кратковременное царствование императора Павла Петровича". Отчего так? Да оттого, считает автор, что, во-первых, "мы слишком близки этому времени и оно не отошло еще для нас в историческую перспективу", а во-вторых, решительно заявляет он затем, "наша историческая наука разрабатывалась до сих пор под углом зрения тех, кто имел основание не любить Павла Петровича". И далее Волконский обстоятельно рассматривает "наиболее претендующую на полноту" знаменитую в свое время монографию Н. Шильдера "Император Павел Первый", которая, по его мнению, "чрезвычайно одностороння и написана с предвзятой целью, чтобы не без налета своего рода суеверия доказать, что преждевременная кончина Павла Петровича была, как говорит Шильдер, как бы логическим следствием "злого дела", совершенного в 1742 году лишением престола несчастного малютки Иоанна Антоновича". "Конечно, в такие фантастические отвлечения не должен вдаваться серьезный историк", -- пишет Волконский. Его обязанность -- "угадать чутьем научного прозорливца связь разбираемого прошлого с последовавшими и будущими затем событиями. А этого-то и нет, в особенности в труде Шильдера, оказавшегося неспособным снять с себя очки рутины, заведомо предрешающей, что все, что делалось в царствование Екатерины II, было велико и превосходно и потому должно служить мерилом для оценки всех данных русской истории". Волконский берет на себя смелость выступить в одном ряду с теми историками, которые являются сторонниками критической переоценки как внутренней, так и внешней политики Екатерины II. Россия была ввергнута в страшные государственные долги, с которыми не удалось рассчитаться и через полтораста лет. Павел I получил в наследство "ту распущенность и тот хаос в государственном управлении, которые существовали при Екатерине". Наш романист здесь не удерживается от восхищения тем, какой огромный труд вынужден был проделать новый император и какую ломку пришлось ему предпринять, чтобы ввести государственный строй в определенное русло. "Чиновники при Екатерине II, -- пишет Волконский, -- не ходили на службу вовсе, военные одевались в модные кафтаны и с собольими муфточками разъезжали в каретах цугом", ведя разгульную жизнь, пренебрегая своими воинскими обязанностями. Павел I потребовал от чиновников являться на службу к шести утра, призвал к порядку офицеров, чем вызвал конечно же возмущенный ропот и недовольство и тех и других. "Этот ропот, -- пишет Волконский, -- питался сплетнями, и они распространялись по Петербургу, а оттуда разносились по всей России. На Павла Петровича лгали с остервенением, с нескрываемым злорадством". Своими романами Волконский взялся доказать, что тот государственный порядок, который за короткий срок своего царствования удалось установить Павлу I, "явился настолько прочным и настолько соответствовал нашему духу, что при всех своих недостатках, происшедших от поспешности, с которой был введен, устоял неизменно в главных своих чертах до наших дней и позволил России развиться и укрепиться, остаться великодержавным государством". Кстати, исторической реабилитацией Павла I занимался не один Волконский. До него, в частности, это блестяще сделал Вс. С. Соловьев в своем романном цикле "Хроника четырех поколений". Возвращаясь к характеристике писательской манеры Волконского, следует особо выделить одну сразу бросающуюся в глаза ее особенность: едва ли не во всех его книгах мы постоянно встречаемся с тем, как всего лишь какая-то одна поразившая писателя деталь, какой-то один скромный исторический факт разрастаются в его воображении и под его пером до размеров романа, становясь его контрапунктом. Вот мы, до предела заинтригованные, напряженно следим, как один из персонажей Волконского -- князь Иван Косой -- спасает от разбойного нападения дочь Петра I принцессу Елизавету Петровну. Будущая императрица дарит отважному спасителю золотое кольцо, вокруг которого в дальнейшем завязывается вся авантюрная интрига романа "Кольцо императрицы" (1896). Сюжет романа "Гамлет XVIII века" (1903) вращается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Через много лет его повзрослевший сын Денис Радович получил веские основания заподозрить, что соучастницей в убийстве отца могла быть его мать, а также ее сожитель. В рассмотрение этого загадочного дела оказывается втянутым Павел I: увидев в молодом князе -- русском Гамлете -- честную, благородную душу, император поддержал его и возвысил, взяв Дениса на придворную службу. Роман "Брат герцога" (1895) переносит читателей в годы, последовавшие за смертью императрицы Анны Иоанновны, когда регентскую власть в России в 1740 году захватил герцог Курляндский Эрнст Иоганн Бирон. Но не эти главные события эпохи избирает для своего романа Волконский -- они для него только исторический фон, антураж. А в центре увлекательного повествования -- брат временщика Густав Бирон, триумф и падение этого удачливого в службе, но несчастливого в любви генерал-аншефа. Роман вырастает опять же из одного частного факта: красавица Наталья Олуньева, чтобы избавиться от докучливых притязаний брата всесильного герцога, вынужденно вступает в фиктивный брак с обнищавшим князем Чарыковым-Ордынским, как оказалось, человеком добропорядочным, отважным и честным. Этот союз после многих испытаний принес молодоженам неожиданное счастье. Для романа "Ищите и найдете" (1904) Волконский опять же выбирает тему весьма значимую -- тайную борьбу мистического, масонского общества перфектибилистов (их пароль -- "ищите и найдете") с агентами ордена иезуитов, проникшими в Россию по поручению Наполеона Бонапарта: рассорить Павла I с королем-изгнанником Людовиком XVIII, нашедшим приют в Митаве благодаря гостеприимству российского императора. Но в развитии этот сложной политической интриги у Волконского участвуют не крупные исторические фигуры, а два молодых приятеля -- художник Варгин и доктор Герье. Именно с их помощью, по писательской версии, как раз и удалось расстроить козни иезуитов. История России восемнадцатого столетия, взятая в ее неофициальном, личностном аспекте, словно бы оживает на страницах романов Волконского, оказывается несравнимо более впечатляющей и значительной, по сравнению с той, что запечатлена в документальных сводах и исследована в монографиях ученых мужей. Что, кстати, и требовалось доказать, ибо, как и все исторические романисты, Волконский, сочиняя свою беллетризованную, приключенческую историю века, преследовал цели важные, возвышенно-просветительские: увлечь читателей далеким прошлым своего отечества, зажечь в них живой пламень патриотических чувств, а также показать, что и в те давно минувшие времена превыше всего ценились в людях мужество и благородство, доброта и милосердие, умение постоять за свою честь и достоинство.

Они давали уроки сестре Александра Васильевича, известной в дальнейшем писательнице графине Сальяс-де-Турнемир (Евгении Тур). Сухово-Кобылин в 1840-х годах учился на физико-математическом отделении Московского университета, который окончил в 1838 году. Затем увлёкся философией, которую в Берлине и Гейдельберге изучал в дальнейшем.

Сухово-Кобылин много путешествовал и в период его пребывания в Париже познакомился с Луизой Симон-Деманш, которая стала его любовницей. Это стало для него роковым событием, об этом повествует биография Сухово-Кобылина. Затем произошло стечение обстоятельств, при котором он оказался вовлечённым в дело об её убийстве. Семь лет он находился под судом и следствием, дважды его арестовывали. Корыстолюбие полицейских и судебных властей, понявших, что здесь можно поживиться, повлияло на то, что Сухово-Кобылин и его крепостные, у которых вырвали пыткой сознавание в совершении мнимого преступления, были на грани каторги. Молодого помещика и его слуг освободили от незаслуженного наказания только благодаря отсутствию доказательств, огромным деньгам и большим связям. По закрытии дела он говорил, что если бы у него не было денег да связей, он давно бы уже «гнил в Сибири». Однако светская молва, по-прежнему, приписывала ему это преступление.

Когда он сидел в тюрьме, то, чтобы отвлечься от плохих мыслей, создал первую и наиболее популярную пьесу, получившую название «Свадьба Кречинского». Её драматург писал в период с 1850 года по 1854 год. Она пробудила всеобщий восторг в литературных кружках, а спустя пару лет уже была поставлена в Малом театре в бенефисе Шумского и стала наиболее репертуарной пьесой театра. Три пьесы («Смерть Тарелкина», «Дело», «Свадьба Кречинского») были опубликованы в 1869 году под названием «Картины прошедшего».

Преданность Янг к отцу была пожизненной и ее отношения с ним, кажется, был для нее нормой для всех других отношений, включая брак. Она родилась в религиозной семье крещена в Англиканской церкви. Приходской священник Иоанна Кебл , викария Херсли от 1835 года, в ближайшем соседом и одним из лидеров Оксфордского движения . Янг является сама иногда называют "романистом Оксфордского движения», а ее романы часто отражают ценности и проблемы англо-католицизма . Она осталась в Оттеберне всю жизнь и в течение 71 лет была учителем в сельской воскресной школе В 1868 году новый приход был сформирован к югу от Оттеберна. Приход содержать деревни Истли и Бартон. Янг пожертвовала деньги на приходскую церковь. Янг умера в своем родном городе Оттеберне 24 мая 1901 года В некрологе в The Times сказано: Ее друзья, и особенно ее бедные соседи, знали и силу и очарование ее характера. Таким образом, в конце архиепископ Бенсон записал в своем дневнике: ""Ее щедрость ,доброта и отзывчивость - необыкновенны". Но , конечно, как писателя, что мисс Янг тоже будут помнить. У нее был изобретательный ум и острое перо и только список книг, написанных или отредактированных ею, вероятно, занимают почти весь столбец The Times. Она писала в основном для молодых людей, особенно молодых девушек, и ее книги не только целомудренны, но у нее твердая приверженность к мнению Высокой Церкви христианской доктрины и практики.

Писательская карьера

Она начала писать в 1848 году, и опубликованы в течение своей долгой жизни около 160 работ, в основном романы. Ее первый коммерческий успех, "Наследние имения Рендклиф" (1853). За счет прибыли от романов она занималась благотворительной деятельностью. Янг был также основателем и редактором в течение сорока лет "The Monthly Packet" , журнал (основан в 1851) с разнообразной читательской аудитории, но ориентирована на британских англикан девушек (в последние годы оно было адресовано несколько более широком кругу читателей). Среди наиболее известных ее работ "Наследние имения Рендклиф", "Пленный лев", Голубица в орлином гнезде". Она также написала камеи из английской истории. Ее личный пример и влияние на ее крестной дочери Элис Мэри Кольриджа, сыграла формирующую роль в усердии Кольриджа для женского образования и таким образом, косвенно, привело к созданию Аббатов Бромли школы для девочек . После ее смерти, ее другом, помощником и сотрудником, Кристабель Кольриджа , опубликовал биографию Шарлотта Мэри Янг(1903).

Репутация

Работа Янг был широко читаемых и уважаемых в девятнадцатом веке. Среди ее поклонников были Льюис Кэрролл , Джордж Элиот , Уильям Гладстон , Чарльз Кингсли , Кристина Россетти , Альфред, лорд Теннисон и Энтони Троллоп . [10] Уильям Моррис и Эдвард Берн-Джонс читали "Наследние имения Рендклиф" друг другу вслух. Произведения Янг был благоприятно встречены, Джейн Остин , Оноре де Бальзаком , Гюстав Флобером и Эмиль Золя. Произведения Янг были мало изучены, за исключением "Наследние имения Рендклиф".