Кн.Демидова Ч.5
Княгиня Аврора Карловна Демидова
Пятая страница.
Заботы о сыне.
Но это было не совсем так. Да, Аврора Карамзина очень часто давала ему деньги. Однако Огрызко не хотел, чтоб его потом обвиняли в том, что он играл на чувствах и вообще находился на чужом иждивении. Этого не мог отрицать даже племянник Карамзиной – князь Мещерский. Уж на что он в конце 1850-х годов возненавидел бывшего домашнего секретаря своей тётки, но вынужден был признать: в отношении денег у Огрызко имелась своя гордость.
В связи с этим интересен один эпизод. В интерпретации Мещерского выходило так, будто в 1863 году Огрызко собрался к польским повстанцам. Далее он писал: «Весною 1863 года моя тётка Карамзина (бывшая Демидова, у мужа которой Огрицко когда-то был домашним секретарём) обратилась к Огрицко с вопросом: а вы, Иосафат Петрович, в банды не собираетесь?
– Пока я не заплачу вам последнюю часть моего долга, я не свободен, – ответил он.
Месяц спустя он внёс моей тётке свой долг».
При этом их роман, судя по всему, тогда, в 1863 году, только набирал свою силу.
Нет, Муравьёв не смог разрушить этот роман. Но ему удалось другое: навсегда разлучить влюблённую пару. И ради этого он, используя интриги, слухи и прочие негожие методы, сумел против Иосафата Огрызко настроить лично Государя. Известно, что к лету 1865 года Александр II уже просто не мог слышать имени Огрызко. Сошлюсь здесь на свидетельство министра внутренних дел России П.А. Валуева. 18 июня 1865 года он записал в своём дневнике: «Утром в Царском Селе. Доклад. Передо мною были Рейтерн [министр финансов. – В.О.] и Грот [начальник департамента неокладных сборов. – В.О.], первый по случаю отъезда за границу, второй – по случаю приёма временного управления Министерством. Их аудиенция была довольно продолжительная. Смотря по выражению лица при выходе из кабинета, приём Грота был tiede [прохладный]. По свойству наших воззрений полагаю, что причиною были Огрызко и Наржимский [писатель-драматург] более, чем акцизные дела».
После этого рассчитывать на освобождение уже не приходилось. Вскоре случилось самое худшее: Иосафата Огрызко приговорили к смертной казни. Лишь в самый последний момент высшая мера была заменена на двадцать лет сибирской каторги.
В высших петербургских кругах догадывались, что смягчению участи Огрызко во многом поспособствовала его бывшая хозяйка. Мещерский, к примеру, не скрывал, что от казни Огрызко спасла исключительно его тётушка – Аврора Карамзина, «которая просила о помиловании лично Государя и получила его». Карамзина и потом пыталась хоть как-то облегчить судьбу Огрызко. Но её влияние на царский двор было не таким уж безграничным, как считали иные обыватели.
Помимо спасения Иосафата Огрызко, у Авроры Карамзиной существовала ещё одна боль. Одно время ей очень много проблем доставлял родной сын Павел, сохранивший отцовскую фамилию Демидов.
Аврора Карловна его с рождения просто обожала и, как она потом ни старалась изображать роль строгой матери, тем не менее практически во всём ему потакала. Владимир Соллогуб позже вспоминал, как в 1840-е годы ему в одном из боковых залов Демидовского дворца «часто случалось видеть наследника Демидовского, или, скорее, Демидовских богатств, тогда красивого отрока, впоследствии известного Павла Павловича Демидова; он был окружён сотнями разных дорогих и ухищрённых игрушек и уже тогда казался всем пресыщенным не по летам. Аврора Карловна страстно его любила, очень занималась его воспитанием и даже, кажется, насколько это было возможно, была с ним строга».
В детстве Павел Демидов официально нигде не учился. Но это обстоятельство не помешало ему хорошо изучить несколько иностранных языков и приобрести хороший вкус в искусстве. В чём, как говорили, не последнюю роль сыграл адъютант его отчима Андрея Карамзина – Иосафат Огрызко.
Сверстники Павлу Демидову, естественно, очень завидовали! Ну какой ещё подросток в России получал на карманные расходы каждый месяц по сто тысяч рублей?
Когда Демидову исполнилось семнадцать лет, родные настояли на том, чтобы он поступил на юридический факультет Петербургского университета. Но учиться ему было неинтересно. Он вёл безалаберную кутёжную жизнь в кружке золотой молодёжи. Как вспоминал его тогдашний приятель Владимир Мещерский, в студенческие годы молодой Демидов получал каждый день не менее десяти объяснений в любви и зовов на свидание, «и не то что от заинтересованных его деньгами, но исключительно по адресу его личности, и не из того мира, где зов незнакомого на свидание есть обыденное явление, а из света, из большого даже света, из балетного мира, из мира французских актрис и т.д.».
Но при этом сын Авроры Карамзиной умел не только кутить. Судя по всему, в нём пропадал талант артиста. Будучи студентом, он периодически организовывал в своём доме постановки самых модных спектаклей. В частности, Самойлов не побоялся в демидовских хоромах срежиссировать сначала на французском языке драму Еллак «Elle est foiie», а потом сделать спектакль «Свадьба Кречинского». Демидов, естественно, блистал в обоих представлениях: в драме он сыграл роль сумасшедшего, а в «Свадьбе…» и вовсе исполнил заглавную партию. Тот же Мещерский позже рассказывал, как на эти спектакли «Аврора Карамзина собирала весь Петербург, со Двором во главе… В первом ряду сидели Государь, Императрица, все трое Великие князья, Великая княгиня Мария Николаевна, а затем весь бомонд, – сообщал Мещерский. – Смелость Демидова дебютировать на сцене при таких зрителях увенчалась успехом: он проявил талант».
Однако буквально перед самым выпуском, весной 1860 года, чёрт дёрнул Демидова заняться выяснением отношений с молодым конногвардейским офицером Фёдором Мейендорфом. Историки до сих пор не могут выяснить, что не поделили два молодых человека. Доподлинно известно только то, что Демидов первым вызвал Мейендорфа на дуэль. Но схватка закончилась для него проигрышем: конногвардеец прострелил ему обе ноги.
Позже обе стороны попытались скандал всячески замять. Но это ни у кого не получилось. Слишком много известных лиц оказалось в этом конфликте замешаны. За Павла Демидова, естественно, тут же вступилась его мать, которая моментально задействовала все свои связи и все свои капиталы. Но и Мейендорф происходил не из простой семьи. Его отец когда-то был отважным командиром Кирасирского принца Альберта Прусского полка. Но особенно он отличился 13 февраля 1831 года в Гроховском сражении. Если верить легенде, в той битве один из польских офицеров сделал в него три выстрела, но ни разу не попал: в третий раз пистолет дал осечку. Поляк после третьей попытки не выдержал и с изумлением заметил русскому командиру: «Re respect aux braves» («Почтительность подобает храбрецам»). Но Мейендорф этих слов не принял. В ответ он произнёс: «Je meprise le respect d’un rebelled» («Я презираю почтительность мятежника»), после чего он свалил поляка палашем. Говорили, якобы этот поступок офицера произвёл на Государя большое впечатление и именно поэтому он потом взял его к себе генерал-адъютантом.
В итоге по поводу дуэли молодых представителей двух именитых семей было назначено следствие. Но общественное мнение, похоже, заняло сторону Мейендорфов. Петербургская элита считала, что Демидовы откупились и отделались лёгким испугом. Во всяком случае, именно этого мнения придерживались два влиятельных графа: Пётр Валуев и Михаил Бутурлин.
Так, Валуев 11 марта 1860 года сделал в своём дневнике следующую запись: «Молодой Демидов стрелялся с офицером конной гвардии Мейендорфом, который прострелил ему обе ляжки. Пуля прошла через одну и засела в другой, где её не нашли. В городе очень заняты исканием этой пули и всегдашнее влияние золота обнаруживается как следует. О Демидове спрашивают с видом участия даже люди, мало с ним знакомые. Говорят о нём осклабляясь, с какой-то особою приятельскою физиономиею».
А вот что потом в своих воспоминаниях написал Бутурлин. «Демидов был ранен и всё-таки просидел некоторое время в Петропавловской крепости, а противник его остался на свободе или отделался несколькими днями ареста на гауптвахте. Надо полагать, что военный суд мотивировал снисходительное это решение, имея в виду, что вызов произошёл от Демидова, и что молодой Мейендорф должен был поневоле драться. Слышно было, что арестантская камера (скорее думаю, целый апартамент) в Петропавловской крепости была по сему случаю отделана и меблирована со всею возможною роскошью и чуть ли не оклеена новыми обоями; при матушкином сынке-миллионере были его камердинер и артист-повар, к нему хаживал обедать плащ-майор. Но этого мало: говорили, что некий университетский профессор согласился разделять временное заточение студента-богача, и, вероятно, не безвозмездно».
Напомню: за год до этой злополучной дуэли в Петропавловской крепости уже успел посидеть бывший домашний учитель Павла Демидова – Иосафат Огрызко. Это ж какие нервы должна была иметь Аврора Карловна, чтобы за два года выдержать два тюремных заключения близких ей людей! Деньги и связи, конечно, сделали своё дело: и любимый человек, и родной сын в конце концов вышли на волю. Но подорванные силы вернуть оказалось намного сложнее.
Самое печальное заключалось в том, что отсидка в Петропавловской крепости Павла Демидова ничему не научила. Он из всего происшедшего извлёк только один урок: за деньги можно от всего откупиться. Поэтому не удивительно, что уже через пару месяцев его втянули в другую скандальную историю. На этот раз он с четырьмя своими друзьями запер в будках на всю ночь нескольких петербургских городовых. И как его наказали за эту провинность? Всего лишь на три дня посадили в карцер.
Аврора Карловна уже не знала, что ещё ждать от родненького сынка. Он мог выкинуть любой номер. К счастью, сразу после окончания университета в ноябре 1860 года у него появилась идея отправиться во Францию.
далее...
