Сама свадьба проходила в Гельсингфорсе. Утром Демидов подарил своей невесте ослепительную шкатулку из золота и платины, добытых на уральских рудниках, и уникальный в пятьдесят три с половиной карата алмаз, носивший имя одного из французских баронов – Санси.

Как утверждали знающие люди, этот алмаз имел многовековую историю. Когда-то он был найден в Восточной Индии, но потом камушек кто-то из путешественников доставил в Европу. Однажды алмаз попался на глаза Карлу Смелому. Поражённый формами и размерами камня, знаменитый полководец отдал три тысячи франков, лишь бы алмазу придали нужную огранку, после чего бриллиант украсил его шлем. Но вскоре Карл Смелый пал смертью храбрых в битве при Нанси. Доспехи полководца достались одному из мародёров. С тех пор алмаз пошёл гулять по рукам бродячих торговцев, пока его не прибрали люди португальского монарха Антона, который в свою очередь уступил бриллиант французской знати. И в итоге владельцем необыкновенного камушка стал барон Николай Гарлей Санси. Его семья хранила эту драгоценность почти сто лет. Но в 1588 году родственники барона не устояли и откликнулись на просьбу французского короля, который хотел жемчужину на время заложить, чтоб на появившиеся деньги продолжить вербовку рекрутов. Доставить королю алмаз семейство Санси поручило одному из самых надёжных слуг. Но того по дороге убили. Впоследствии оказалось, что слуга, когда увидел разбойников, успел доверенное ему сокровище проглотить. Позже из желудка несчастного слуги бриллиант перекочевал в дом Генриха IV. Затем владелицей камня стала Мария Медичи, потом он попал к английскому королю Якову II и наконец украсил корону Людовика XVI. А потом алмаз вновь надолго исчез. В очередной раз он воскрес из небытия аж в 1830 году. Камушек странным образом очутился в руках одного из парижских ювелиров, который был не прочь его продать. Но долго покупателя искать не пришлось. Алмаз сразу приглянулся Павлу Демидову. Он выложил за бриллиант 500 тысяч франков, по сути, отдав зарплату рабочих всех своих заводов сразу за пять лет. Однако вскоре после сделки по Парижу пошли гулять слухи, что ювелир никаких прав распоряжаться драгоценностями не имел. Камень, как выяснилось, принадлежал не ему, а герцогине Беррийской, которая вела свою игру. Дело закончилось тем, что Демидов дал герцогине громадную взятку, лишь бы алмаз Санси остался у него. Но вот после свадьбы у камня появилась новая хозяйка – Аврора, но уже не Шернваль, а Демидова.

Вскоре после бракосочетания Павел Демидов решил сделать жене ещё один подарок, заказав Карлу Брюллову её портрет. Семья Демидовых уже давно сотрудничала с этим живописцем. Ещё в 1831 году Брюллов взялся писать портрет Демидова-младшего – Анатолия. Он хотел изобразить его в боярском костюме, скачущим верхом на лошади по тайге, и даже сделал несколько набросков. Однако сам Демидов, когда услышал от художника рассказ о гибели Помпеи, тут же уговорил живописца всё бросить и заняться только помпейским сюжетом. Позже картина Брюллова «Последний день Помпеи» стала классикой русского изобразительного искусства.

Кстати, Брюллов хорошо знал и других родственников жены Павла Демидова. Он, в частности, одно время поддерживал тесные отношения с мужем сестры Авроры, Эмилии, с Владимиром Мусиным-Пушкиным. Художник ещё придумал ему прозвище: «Семинотный». Он считал этого человека очень цельным и гармоничным, как семь звуков, составляющих основу музыкального лада – гамму, и позже написал его изумительный портрет, придав ему дух этакой смятённости.

Понятно, что к заказу Павла Демидова Брюллов отнёсся с радостью. Он сразу оценил как необычную красоту Авроры, так и её незаурядный ум.

Работа началась почти сразу после свадьбы Демидовых. «9 дек [абря] 1836 г., – писал в своём дневнике Александр Тургенев. – Был у Брюллова, видел портрет Авроры». Уточню: художник показал Тургеневу тогда не готовое полотно, а только первые наброски, но и они привели его товарища в неподдельное изумление, быстро переросшее в восхищение.

Как протекала работа над портретом жены Демидова, об этом потом подробно рассказал в своих дневниках ученик Брюллова – Аполлон Мокрицкий. Я приведу только одну запись, за 27 февраля 1837 года. Художник сообщал: «Сегодня зашёл я к Брюллову на минуту, а пробыл у него часа три; застал его за работой: он оканчивал портрет г-жи Демидовой, урождённой баронессы Шернваль. Сперва занялся он головой; интересно и чрезвычайно поучительно было видеть, как приступал он к делу. Пройдя легко столовым ножом по портрету, он согнал с него некоторые неровности красок, потом, промаслив слегка, начал полукорпусно и кое-где лессировкой проходить голову; с каждым мгновением голова теряла материальность красок и как бы облекалась телом; голубые глаза загорелись блеском, на щеках заиграл румянец, и малиновый рот принял какую-то бархатность – что весьма трудно в механизме живописи; роскошный бюст, также облекаясь в красоту прозрачных полутонов, казалось, начал колыхаться под волшебной кистью, вдыхавшей в него жизнь. При этом труде работал он смело, но осторожно; когда же начал проходить костюм, то, право, дух захватывало от удивления к этой смелости и самоуверенности, с которой распоряжался гениальный художник: на плечи набросил он соболий палантин; притерев битюмом с баканом, начал мягкой, полуистёртой кистью наносить серебристые массы этого пушистого меха, а другой с тёмной краскою, кое-где в глубоких складках стал как бы вдавливать его; мех мялся и нежные волоски то ложились гладко, то на изломах складок торчали по направлению перегиба. Видал я, как и другие пишут мех, но сколько же и труда положено на какой-нибудь воротник шубы, доведённой, наконец, до того, что шуба лучше лица того, у кого она на плечах. Нет, это не живопись! У Брюллова аксессуар, как бы ни был натурален, никогда не пересилит главного. В его портретах прекрасные меха, атлас, бархат и самые металлические вещи, при всей своей прелести и блеске, всегда уступают первенство голове и рукам, можно сказать, настолько, насколько они ниже человеческого лица в самой натуре...».

Как складывались отношения в семье Павла Демидова после свадьбы? Среди историков тут нет единого мнения. Так Игорь Шакинко, автор выпущенного в 2001 году в Екатеринбурге исторического повествования «Демидовы», почему-то решил, будто Демидов всячески свою супругу унижал. Он непонятно на основе каких источников пришёл к выводу, что хозяин семьи якобы растратил все силы в молодости и вроде бы поэтому долго не мог зачать наследника. Но, похоже, Шакинко оказался жертвой непроверенных слухов.

Во всяком случае, современники Шернваль были в своих оценках не столь однозначны. К примеру, у младшего брата первого жениха Авроры – Владимира Муханова было больше оснований ненавидеть Демидова. Но как он тактично в 1838 году в своём дневнике охарактеризовал отношения бывшей фрейлины императорского двора и хозяина тагильских заводов. По его словам, Аврора «могла не любить своего мужа и, выходя за него, переносить свои думы в прошлое; но тяжело сознавать, что достаточно соединить свою судьбу с другим, чтобы увидеть его похищенным. Эта женщина совершенство, она, кажется, обладает всем для счастья: умна, добра, чиста сердцем, красива, богата».

Выйдя замуж, Аврора продолжала блистать на петербургских балах. Сначала она всех затмила на вечере у князя Бориса Юсупова. Как вспоминала дочь вице-президента Академии художеств Ф.П. Толстого – Мария Каменская, Юсупов устроил даже не приём, а конкурс женской красоты. Она писала: «Этот бал изобиловал красотою женских лиц и богатством туалетов. Не говоря уже о патентованной красавице графине Завадской, рождённой Влодек, которая как всегда убивала всех своею царственной холодною красотой, но и, кроме неё, было много прелестных женщин, и между ними выдавалась миловидностью и красотою Демидова, рождённая Шернваль. На этом бале она обратила на себя внимание всех оригинальностью своего наряда: неизвестно почему, вероятно, из чувства противоречия, при её баснословном богатстве она явилась на этот блистательный бал в самом простеньком креповом платьице, без всяких украшений и только на шею повесила себе на тоненькой чёрной бархотке (по-детски) бриллиантовый крест всего из пяти камней».

Потом, в феврале 1837 года, Аврора потрясла своей красотой всю петербург-скую знать на балу у Барантов. Как потом рассказывал в письме к Эмилии Мусиной-Пушкиной князь Павел Вяземский, «сестра же ваша так и блистала бриллиантами. Над челом у неё было солнце, но оно не могло затмить сияние Авроры». А уже после приёма у Барантов молодая жена владельца уральских заводов успела весь императорский двор очаровать на большом балу у Браницких.

Но стоило мужу Авроры почувствовать себя хуже, она без раздумий махнула на все балы рукой. Главное для неё стало здоровье супруга. Уже летом 1837 года Демидовы выехали в Германию. Им сказали, что лучше всего ревматизм сустава лечат на немецких курортах. Но Германия облегчения не принесла. И тогда они перебрались в более для Павла Демидова привычную Флоренцию.

9 октября 1839 года наконец у них в Веймаре родился наследник, который в честь отца был назван Павлом. Но счастье продолжалось недолго. Весной 1840 года старший Демидов собрался из Брюсселя во Францию. В дороге ему стало плохо. Развязка наступила 25 марта в Майнце. Врачи констатировали, что Демидов умер от болезни лёгких.

Сначала его тело было привезено в Петербург. Похороны состоялись в Александро-Невской лавре. Но в 1875 году семья приняла другое решение: перевезти прах Павла Демидова в Нижний Тагил.

После похорон Аврора шесть лет носила чёрное вдовье платье. Это к дискуссии историков о том, как она относилась к своему первому мужу. Конечно же, Аврора его очень любила, ценила и пыталась всячески оберегать от всевозможных потрясений. И Павел Демидов при жизни отвечал ей тем же – пылкой страстью и всемерной поддержкой.

В 1846 году судьба Авроры вновь резко изменилась. В доме Владимира Соллогуба случай свёл её с Андреем Карамзиным – сыном знаменитого историка.